«Все несчастные малые города в России несчастны одинаково»
Географ Мария Гунько о кризисе городов, не имеющих точного определения, локальном туризме и низовых инициативах
«Среднестатистического по России малогородского раздрая и тлена в Татарстане нет. Если посмотреть общероссийский срез малых городов, то в республике они будут лучше по многим показателям. Из всех городов региона только два теряют население — Чистополь и Бугульма, оба в период 1989—2018 гг. сократились, но не катастрофически, менее чем на 10%», — отмечает географ и урбанист Мария Гунько. В интервью «Реальному времени» она рассказала о том, как малые города России ищут собственные пути выхода из кризиса, в котором пребывают после развала СССР и прекращения госфинансирования убыточных предприятий.
«90% малых городов теряют население»
— Мария, какой город можно считать малым?
— В России нет четких национальных критериев по численности и плотности населения, чтобы сказать: это город. В советское время они были: от 12 тысяч человек, из них 80% заняты не в сельском хозяйстве. Но это относилось только к новым городам. Потому что если существующий город имел меньше 12 тысяч жителей, статуса его не лишали.
Более того, на данный момент в законодательстве, которое регулирует региональную политику в России, нет понятия «город» как такового, есть городские округа и поселения. Поэтому сегодня город (городской округ или городское поселение) — это то, что называется городом. Совершенно нет понятной логики, почему это так, это данность.
Малые города — тоже условная категория. Обычно в России под этой категорией подразумеваются города с численностью населения меньше 50 тысяч человек.
— Они по-прежнему теряют население?
— Малых и средних городов в России (до 100 тысяч человек) больше восьмисот, только малых — немногим более семи сотен. Из них 90% теряют население.
Причины — естественная убыль и миграционный отток. Редкие малые города миграционно привлекательны. Как правило, уезжают, конечно, более активные и молодые люди. И они не просто уезжают, они еще и рожать будут в другом месте. Таким образом, отток молодежи влечет за собой старение население. Поэтому в какой-то момент сокращение численности населения городов продолжается уже за счет естественных причин, то есть превышения смертности над рождаемостью.
В России нет четких национальных критериев по численности и плотности населения, чтобы сказать: это город
«Многолетнее недофинансирование инфраструктуры и зависимость городской экономики от промышленности заложили бомбу»
— В одной из своих работ вы пишете: «Города находятся в поиске своего собственного пути выхода из структурного кризиса». Что это за кризис и почему малые города вынуждены искать собственный путь?
— 1930—1950-е годы были временем ускоренной урбанизации, которая, скажем так, была побочным эффектом индустриализации. Существующие города росли, образовывались новые, в том числе там, где до этого вообще не было постоянных населенных пунктов — на севере и на востоке страны. Как писал урбанист Денис Визгалов: «Города рассматривались как части национальной промышленной корпорации». И это касается не только моногородов. Все города России, и новые, и старые, имели промышленные мощности.
При этом малые города в советское время не были фокусом региональной политики. Основные вложения и основное внимание были направлены в сторону крупных и столичных городов. Среднестатистические малые города никогда, скажем так, богато не жили, хотя какая-то поддержка, конечно, была. Но в общем и целом многолетнее недофинансирование инфраструктуры и зависимость городской экономики от промышленности заложили бомбу, которая рванула в постсоветский период.
Постсоветская трансформация стала триггером к запуску негативных процессов. Мы получили то, что многие малые города, особенно удаленные, северные, некомфортные для жизни по причине плохого инфраструктурного обеспечения и сложных природных условий — то ли города, то ли деревни, стали депрессивными, депопулирующими территориями.
— И такое отношение государства к малым городам не изменилось до сих пор?
— Целенаправленной госполитики по поддержке малых городов у нас сейчас нет. Есть программы по поддержке отдельных типов городов, например моногородов, об этом у вас уже писал Александр Котов, или секторальные программы по поддержке каких-либо аспектов развития городов, например «Формирование комфортной городской среды».
Вообще, мне кажется, что в первый раз словосочетание «малый город» в госполитике постсоветского периода явно прозвучало именно в связи с программой по формированию комфортной городской среды в 2017 году. Именно после 2017 года тема малых городов стала «популярна» — все чащи и чаще поднимаются вопросы об их развитии в целом и о разных аспектах, с ними связанных, в частности. Но при этом до сих пор нет комплексного подхода к поддержке малых городов, который бы охватывал не только благоустройство — всякие парки и скамейки, а экономику, всю социальную сферу и среду. Но среду не в узком, а в широком понимании — жилье, дороги, инженерную инфраструктуру. Таких комплексных решений нет, есть какие-то субсидии, то там залатают, то сям.
Поэтому, перефразируя Толстого, все несчастные малые города несчастны одинаково. Их бюджеты в основном дефицитные, все живут на субсидии, которых недостаточно для качественных изменений. При этом даже те города, которые в принципе имеют рентабельные предприятия и у которых неплохо развит малый бизнес, тоже живут на субсидии просто потому, что бюджетная система в России так устроена: большинство налогов идут мимо бюджетов городов — в регион и в федерацию.
Целенаправленной госполитики по поддержке малых городов у нас сейчас нет. Есть программы по поддержке отдельных типов городов, например моногородов
Законодательство очень сложное и местами противоречивое. Коренным образом переломить негативные тенденции в малых городах силами самих малых городов очень сложно. Это часто делается вопреки и с большими рисками для тех управленцев, которые все-таки берут на себя ответственность. В первую очередь под рисками я подразумеваю обвинение в нецелевом использовании средств.
Поэтому будет не совсем честно резко критически высказываться в отношении глав администраций городов. Они живут в очень сложных условиях. У них мало ресурсов и очень много ответственности перед населением, но в большей степени в текущих реалиях — перед вышестоящим начальством. Для достижения даже малых, но позитивных изменений используются совершенно разные пути, и в этих историях задействованы разные действующие лица — администрации, бизнес, ТОСы, ТСЖ, музейщики, краеведы, отдельные активные граждане. Поскольку нет общей схемы, каждый крутится как может, и мы получаем разные истории и результаты.
«Когда я увидела Кировск, у меня был шок»
— А можете привести успешные примеры?
— Было много интересных городов, где я проводила исследования. Из последнего, что мне очень запало в душу, — город Кировск Мурманской области, где мы проводили «поле» летом 2019-го и зимой 2020 года. Это моногород, связанный с добычей апатит-нефелиновой руды, которая является сырьем для фосфорных удобрений. Добыча осуществляется крупным холдингом «ФосАгро», их штаб-квартира находится в Череповце. Прекрасная особенность этого города — живописная природа, он окружен горами. Там еще в советское время были горнолыжные спуски.
Я приехала в Кировск первый раз в 2008 году в рамках студенческой практики географического факультета МГУ. Мне было 19 лет, я выросла в малом городе, но это был очень благополучный город — атомград, и мне казалось, что все малые города России такие же. Но когда я увидела Кировск, у меня был шок. Там было очень много заброшенных, руинированных зданий и сооружений. На берегу живописного озера находилась заброшенная промзона. Мы приехали как раз тогда, когда таял снег, обнажился весь мусор. Это было совершенно ужасно.
В следующий раз я приехала в Кировск в прошлом году. Промзону на берегу снесли, снесли много аварийных жилых домов, заброшенный техникум. Администрация города сейчас ведет реестр заброшенного имущества. Явно были проведены работы по благоустройству, в центральной части города появились красивые муралы на пятиэтажках. Достичь позитивных изменений удалось во многом благодаря поддержке со стороны «ФосАгро». Чтобы минимизировать собственные риски, они хотят сделать город полифункциональным — чтобы там развивалась не только добыча, но и работал горнолыжный курорт. И конечно, если люди приедут и увидят разруху, вряд ли они захотят туда вернуться. Компания вложила деньги в горнолыжный курорт.
Для суперпрофессиональных лыжников или сноубордистов, кому нужны большие сложные трассы, там, наверное, будет не очень интересно. Но мне, как любителю, здорово. Там ухоженно, поставили новые подъемники, сделали неплохой après-ski. Туристический поток с каждым годом увеличивается. Развитие курорта повлекло за собой и развитие сервисов — гостиницы, бары, рестораны. Кроме того, «ФосАгро», помимо внешней истории, нацеленной на туристов, большие деньги вкладывает в социальные программы для работников. Поддерживает транспортную инфраструктуру, в частности аэропорт Хибины.
В общем и целом, несмотря на то, что город не поменял свою специализацию, он остался моногородом, за последние десять лет там произошли колоссальные позитивные изменения с точки зрения внешнего наблюдателя. Это довольно устойчивая трансформация с уже большим накопленным потенциалом, не какая-то история про то, как построили аквапарк в городе с плохой логистикой или провели фестиваль с какими-то не очень понятными выгодами для населения.
Несмотря на то, что город не поменял свою специализацию, он остался моногородом, за последние десять лет там произошли колоссальные позитивные изменения с точки зрения внешнего наблюдателя
— Какую роль в этой трансформации играют низовые инициативы? Простые жители участвуют в формировании городской среды?
— Мы должны соотносить масштабы. Есть крупные компании, у которых большие ресурсы, есть малый бизнес, который тоже влияет на те или иные аспекты жизни города. Если говорить про низовые инициативы, то это, как правило, локальные истории — благоустройство небольшого пространства вокруг своего дома или мероприятие.
Например, город Касимов Рязанской области, я там проводила исследование в 2016 году. В связи с софинансированием капремонта многоквартирных домов жителей призвали организовывать ТСЖ. Нашлась одна очень активная дама, условный «крепкий хозяйственник», которая развернула историю со своим ТСЖ. С помощью жильцов вычистили двор, покрасили заборы, получили субсидии — соорудили детскую и спортивную площадки, починили асфальтовое покрытие во дворе и сделали освещение. И их примеру стали следовать другие ТСЖ в городе.
Другая история из Ростова Ярославской области. Как и во многих городах, где есть частный сектор, там существуют уличкомы. Это неофициальный главный по улице, кто следит за порядком. А иногда они выступают медиаторами между властью и жителями частного сектора. Дама из Ростова, будучи уличкомом, помимо традиционных благоустройства и субботников, добилась софинансирования для постройки детской и спортивной площадок плюс организует большой праздник улицы каждый год с застольем. А еще иногда проводит мастер-классы для детей по финифти (традиционный промысел Ростова).
В городах, где я проводила исследования, я не видела, чтобы инициативы рядовых граждан выходили в общегородскую повестку и трансформировали не только отдельный двор, но и, например, центральные общественные пространства. Обычно это удел бизнеса и администраций. У этого есть разные объяснения. Возможно, люди считают, что город за пределами двора — это не их пространство. То есть не то пространство, на которое они имеют право, чтобы переосмыслять и менять. А еще со стороны администрации могут быть какие-то препоны: все надо согласовывать, а никто не любит заниматься бюрократией.
Есть сайт «Лучшие практики малых городов», там описаны разные интересные, в том числе низовые, инициативы. Но, как правило, это все-таки не совсем рядовые граждане, а, например, креативные эмигранты из крупных городов или местные предприниматели, музейщики, работники культуры и образования.
В городах, где я проводила исследования, я не видела, чтобы инициативы рядовых граждан выходили в общегородскую повестку и трансформировали не только отдельный двор, но и, например, центральные общественные пространства. Обычно это удел бизнеса и администраций
«Говорить, что туризм — это панацея для всех малых городов, лукавство»
— Туристический потенциал становится важной козырной картой для малых городов?
— Я помню, на последнем курсе магистратуры небезызвестная Наталья Васильевна Зубаревич сказала на лекции: «Если вы слышите, что город собирается развивать туризм, значит, там совсем все плохо». Во многом верно подмечено. Туризм зачастую рассматривается как последняя соломинка, когда «традиционные» промышленность, сельское хозяйство загнулись. Его хотят развивать даже в тех местах, куда на оленях и собаках не добраться. Но прежде чем говорить про туризм, надо подумать, есть ли у города деньги на развитие инфраструктуры — удобной логистики, сервисов (гостиницы, кафе и пр.), навигации. Потому что какие бы там ни были природные или культурные достопримечательности, если сложно добраться, если там негде переночевать и поесть, мало кто поедет.
Таким образом, про устойчивое развитие туризма в малых городах можно говорить, если удобно добираться и если есть нормальный сервис. Приведу пример. В каком городе делают пастилу?
— Белев…
— Да, это все знают. Белев — это малый город в Тульской области. Белевская пастила — бренд, известный на федеральном уровне, в Москве она везде продается. Казалось бы, если это такое раскрученное производство, и город должен быть неплох. Но Белев — это из серии «обнять и плакать». В краеведческом музее в 2015 году пастиле был посвящен один угол — плакат советских времен и картонные коробки-упаковки. А в одном из двух на тот момент местных кафе было меню обычное и (вместо банкетного) «на поминки». К вопросу о самых частых мероприятиях.
В общем, довольно любопытно, что Белев, который у всех ассоциируется с пастилой, не смог успех бренда превратить в успех города. Почему? Во-первых, не нашлось человека, который смог бы раскрутить историю пастилы (как, например, сделали в Коломне); во-вторых, логистически Белев неудобно расположен — нет ж/д сообщения, из региональной столицы, Тулы, мало автобусных рейсов; в-третьих, некому и не на что создавать туристическую инфраструктуру. И мы получаем порочный круг: нет инфраструктуры — нет туриста — нет денег — нет инфраструктуры.
Возвращаясь к фразе Натальи Зубаревич — конечно, не всегда малые города лишь имеют бесплотные мечты о туризме. Они могут быть туристически привлекательными. Но говорить, что туризм — это панацея для всех малых городов, лукавство. Это панацея для некоторых малых городов, у которых уже есть предпосылки. Если речь о круглогодичном туризме, то в основном это про логистически удобные малые города. Кроме того, это могут быть событийные истории, как фестиваль «Арт-Овраг» в Выксе в июне или новогодние праздники в Великом Устюге.
Говорить, что туризм — это панацея для всех малых городов, лукавство. Это панацея для некоторых малых городов, у которых уже есть предпосылки. Если речь о круглогодичном туризме, то в основном это про логистически удобные малые города
«Татарские деревни оказывались, по нашим впечатлениям, самыми добротными и ухоженными»
— А как вы можете оценить малые города Татарстана?
— Татарстан — довольно богатый, успешно проводящий независимую политику и внимательно относящийся к своим городам регион. Поэтому это территория относительного благополучия малых городов. Среднестатистического по России малогородского раздрая и тлена нет. Если посмотреть общероссийский срез малых городов, то малые города в Татарстане будут лучше по многим показателям.
Но точных цифр назвать нельзя, потому что статистика в России очень плохо описывает реальность. Более или менее что-то можно сказать только про население. Из всех городов региона только два теряют население — Чистополь и Бугульма, оба в период 1989—2018 годов сократились, но не катастрофически, менее чем на 10%. А в среднем динамика численности населения городов региона положительная. Это говорит о том, что в малых городах региона хорошие условия жизни. Кроме того, сейчас в малых городах Татарстана много средовых проектов, выигрываются федеральные гранты на развитие городской среды.
К сожалению, я пока не проводила полевых исследований в Татарстане, поэтому рассказать вам какие-то любопытные инсайдерские истории не могу. Приведу пример из соседнего региона, Чувашии, но связанный с Татарстаном. В 2011 году я участвовала в экспедиции по Чувашии со своей научной руководительницей, мы проехали регион с севера на юг. Проезжали сельские населенные пункты с преимущественно русским, татарским и чувашским населением. Татарские деревни оказывались, по нашим впечатлениям, самыми добротными и ухоженными.
Когда в администрациях малых городов часто жалуются: «Денег нет, все сложно», всегда вспоминаются места, где хуже. В отношении малых городов Татарстана в качестве психотерапии можно сказать: «Конечно, всегда есть над чем работать. Но почти во всех остальных малых городах страны жить менее комфортно».